Интервью Ольги Семёновой
— Лейла, как известно, все дети любят рисовать, но далеко не все становятся профессиональными художниками. В каком возрасте Вы осознали, что рисование – это не просто увлечение, а Ваше призвание?
— Моим кумиром в детстве был Ж.-Ф. Шампольон (ред. 1790-1832), французский востоковед, основатель египтологии. Я читала книги о его жизни (читать я начала в 4 года), о том, как он работал над расшифровкой текстов Розеттского камня, и с первого класса французской спецшколы № 48, в которую меня отдали в шесть лет, я мечтала посвятить себя археологии. В 8 лет, на каникулах я увлеклась рисованием, и моя мама, мечта которой стать художником не осуществилась, стала всячески поощрять меня в этом увлечении. Потом она предложила мне попробовать поступить в МСХШ им. В. И. Сурикова при Академии художеств. Я предприняла такую попытку: сдала экзамены по живописи, рисунку и композиции, ответила на вопросы по истории искусства. После экзамена меня дома расспрашивали, как рисуют другие дети. Не знаю почему, но я самонадеянно отвечала: «Я – лучше всех». Правда, в списках поступивших моего имени не оказалось. Это был колоссальный удар! Родные потом вспоминали, что я всю дорогу домой шла молча, а переступив порог, рухнула на пол. Тогда я для себя сделала вывод: нужно рисовать ещё лучше! На следующий год я поступила уже первым номером. Для меня это стало важным уроком: я поняла, что за всё в жизни надо бороться.
В школе я училась хорошо, без текущих четвёрок, на меня даже карикатуру нарисовали: я иду, вся изрисованная пятёрками. Одноклассники часто обзывают отличников, считают их зубрилами. Но кто такой отличник? Тот, кто отличается от других. Я отличалась тем, что любила учиться, мне это было интересно. Перед окончанием школы я решила поступать только в МГХИ им. В. И. Сурикова, и мастерская И. С. Глазунова показалась мне самой интересной, я решила поступать только к нему. Меня предупреждали, что он не берёт девочек в свою мастерскую, поэтому одновременно я готовилась поступать в МФТИ. Решила: если не поступлю в мастерскую портрета, пойду сдавать экзамены в Физтех.
— Расскажите о своём учителе. Илья Сергеевич Глазунов – культовая фигура в советской и российской живописи. Блестящий портретист, рисовальщик, книжный график. Наверно, это благо – учиться у него.
— Мастерская портрета Ильи Глазунова была организована в 1978 году. Его имя гремело, это было новое явление в нашей культурной жизни. Он добился славы, признания, стал востребованным художником и решил создать свою школу. В его мастерской портрета были ученики со всех концов СССР, в подавляющем большинстве не москвичи, к Илье Сергеевичу можно было поступить только по таланту, блатных у него не было, именно поэтому я хотела учиться только у него. Мне повезло, что в Суриковском институте абитуриенты держали экзамен под номерами, и под № 23 в 1981 году я к нему поступила.
Чем для меня была эта школа? Она меня очень закалила: для меня не делали исключений, важно ведь не только уметь рисовать, но и выдерживать те испытания, которые тебе выпадают. Так, на летнюю практику Илья Сергеевич отправил нас на БАМ, и в возрасте 18 лет я оказалась на стройке века, только до Новой Чары груженные этюдниками и холстами мы добирались около недели.
Сама личность Ильи Сергеевича притягивала, он не был похож на других художников своим поведением, манерами, внешним видом. Он был прекрасным психологом и заставлял нас изучать людей, вглядываться в них. Мой учитель был очень интересным человеком: остался сиротой и не пропал в этой жизни, много сделал не только для себя, но и для нашей страны. Достаточно сказать о Музее сословий России, его Галерее, и, конечно, его заслуга – создание Российской Академии живописи, ваяния и зодчества, здание которой он не только отреставрировал, но воспитал несколько поколений талантливых художников. Для меня школа Глазунова стала мощной школой жизни.
— Самый первый зал выставки, в котором представлены Ваши ранние работы 80-х годов, посвящён русской теме. Потом Вы от неё отошли?
— Я долго искала тему для своей дипломной работы. В итоге написала портрет Евпраксии Зарайской: спасаясь от войск Батыя, она предпочла смерть рабству, бросилась с крыши княжеского терема вместе с малолетним сыном. Портреты, которые можно увидеть в этом зале, я писала в качестве подготовки к этой основной работе, собирая материал для исторического портрета. Написав Евпраксию, я эту тему закрыла.
— Вы москвичка, окончили Суриковский институт. Вы ученица Ильи Глазунова. Ощущаете ли Вы себя при этом татарской художницей?
— Конечно. Я всегда гордилась тем, что я татарка. И татарская тема, как показывает моя выставка, стала основной в моём творчестве. Но, конечно, я российский художник. Пожив некоторое время в Казани, я поняла: то, что я получила в Москве, и то, как оценили мою работу, моё творчество, мог сделать только русский народ. Мой учитель в меня поверил, доверил мне мастерскую, в 28 лет я уже занимала профессорскую должность, затем получила учёное звание профессора, меня избрали в члены-корреспонденты РАХ, присвоили звание заслуженного художника РФ. Моему ученику Рустему Хузину, который уехал в Казань, 48 лет. Он много и серьёзно работает, выставляется, постоянно проводит мастер-классы, преподаёт, с супругой воспитывает восьмерых детей, однако он даже не заслуженный художник Республики Татарстан, и в его мастерской я не видела ни одного благодарственного письма или грамоты (а ласковое слово и кошке приятно), от этого мне, как его педагогу и татарке, становится очень горько.
Эти разные, разные, разные лица…
— На выставке представлено более 100 Ваших работ. Подавляющее большинство из них – портреты наших современников, но есть и пейзажи, и натюрморты. Они писались для отдохновения? Портрет – жанр более сложный?
— В живописи всё сложно, если говорить о высоком профессиональном уровне. Архисложно написать историческую картину, это вершина живописного мастерства. Портрет, по большому счёту, вторичен, но мне нравится этот жанр, потому что я люблю людей. Я всегда старалась писать тех, кто был мне интересен, поэтому у меня получились циклы портретов учёных, востоковедов, лётчиков. У каждого моего героя я чему-то училась, общение с ним, пусть даже краткое, помогало мне как человеку. В 1995 году я писала Расула Гамзатова, он мне позировал. Расул Гамзатович – мудрый человек, гениальный поэт, каждое его слово на вес золота. Я всегда с большой теплотой вспоминаю его «музу», жену, восхитительную Патимат Саидовну.
— На выставке, как мне кажется, есть портреты, которые выражают некие обобщающие идеи. Портрет муфтия шейха Равиля Гайнутдина – это воплощение духовности, портрет И. Щипиной-Дарминовой – это обобщённый образ человека, поклоняющегося золотому тельцу…
— Говорят: не дай Бог жить в эпоху перемен, хотя это сложно, но и чрезвычайно интересно. Для меня, как для художника, было важно найти тех людей, кто действительно характеризует наше время. Ведь зачастую те, кого мы видим ежедневно на телеэкранах, и чьи имена у нас на слуху, героями нашего времени не являются. Беда в том, что мы часто не знаем тех наших современников, о которых годы спустя скажут: это был гений! Например, композитор В. Ф. Вавилов (1925-1973), автор многочисленных музыкальных шедевров, писал прекрасную музыку, но при жизни славы не обрёл, так как был уверен, что его сочинения неизвестного самоучки с банальной фамилией никогда не издадут!
В портрете И. Щипиной-Дарминовой я хотела поразмышлять – кто же является кумиром современного поколения? Когда я училась в школе, у нас мальчики хотели быть не бизнесменами, а космонавтами, а девочки – учителями или врачами. Сейчас приоритеты, нравственные идеалы совсем иные, уваровская триада «Православие, самодержавие, народность» сменилась на «Вилла, яхта, гидросамолет».
На открытие выставки пришли мои ученики, ими я горжусь, они талантливые художники, большие труженики. Я увидела их усталые, даже измученные лица, а ведь они себя «сливками общества» не ощущают и не говорят о себе, как об элите, они просто работают и созидают. Творчество – сложный процесс, не случайно великие художники Леонардо и Микеланджело изображали себя в образе апостола Варфоломея, мученика, с которого содрали кожу. Ведь чтобы что-то создать, нужно с себя живого кожу содрать – в этом суть истинного творчества, и даже с содранной кожей может не получиться то, что ты задумал.
Что касается мусульманских деятелей, то я начала их писать, когда ушла с преподавательской должности. Всё в моей судьбе получилось логично: когда человек полон сил, он должен работать на благо своей страны, своего народа: я почти четверть века посвятила высшему художественному образованию, а с возрастом он должен больше думать о душе. Сейчас я посвящаю свое время этому, поэтому, естественно, я написала нашего муфтия шейха Равиля Гайнутдина – человека, являющегося образцом для каждого мусульманина и вызывающего глубочайшее уважение. Он уже много лет ведёт нашу умму через все выпавшие на долю нашего Отечества испытания. У многих можно найти «тёмные пятна», многие оступались, а шейх Равиль Гайнутдин – человек, которого не в чем упрекнуть.
Я как-то читала дневник коллекционера, мецената И. Е. Цветкова (ред. 1845-1917). Он собрал прекрасную коллекцию рисунков и картин, которая в большей своей части вошла в собрание ГТГ. В дневнике Иван Евменьевич описал, как шёл к своей цели, голодал, болел туберкулезом, как собранные деньги тратил на искусство. Была в дневнике и такая фраза: «Очень бы хотел, что тот, кто меня читает, понял бы меня». Портреты мусульманских деятелей – это портреты людей, которые многое сделали для нашей общины, для России, многие из них не всегда были поняты и оценены при жизни, о некоторых из них вообще забыли на долгое время. Я благодарна Дамиру хазрату Мухетдинову, заместителю муфтия, который предложил мне в 2016 году написать портрет выдающегося мусульманского учёного XIX века Шихабутдина Марджани. Я с удовольствием согласилась это сделать и хочу продолжить историческую тему, но надеюсь на помощь историков. Не хочется, чтобы картины, посвящённые истории татар, носили поверхностный характер, хотя я кандидат исторических наук, но тема моих научных интересов находится далеко от истории моего народа. Необходим тесный союз художника и историка, потому что исторический портрет и тем более историческая картина – это, в первую очередь, научный труд, а он требует серьёзных и глубинных знаний.
— Вы писали очень многих известных людей – генерал-майора милиции, уполномоченного по правам человека Т. Н. Москалькову, сына прославленного героя Гражданской войны генерал-майора А. В. Чапаева, члена подпольной антифашистской организации «Молодая гвардия» В. Д. Борц… Список можно продолжать и продолжать. Что Вас должно поразить в человеке, чтобы Вам захотелось написать его портрет?
— Характер. Татьяна Николаевна Москалькова меня поразила: это умнейшая женщина, очень красивая. Помню, была выставка И. С. Глазунова. Часть экспозиции в Манеже он отдал под работы педагогов и учеников Академии живописи, ваяния и зодчества. Я пригласила её на открытие, и Татьяна Николаевна пришла. Шла пресс-конференция Ильи Сергеевича, во время которой на него, в прямом смысле слова, накинулись журналисты. Тогда Татьяна Николаевна вышла и произнесла такую речь, что даже Илья Сергеевич был поражён её словами. Нынешняя её должность как нельзя лучше ей соответствует: она может защитить человека, может вызволить и вызволяет наших военных из плена. Это мощная личность.
А. В. Чапаев (ред. 1910-1985) мне позировал. Истинный военный, всегда подтянутый, строгий, любивший точность. Он, как мне представляется, всю жизнь старался соответствовать своему отцу, боялся подвести его память. К сожалению, выйдя на пенсию, он недолго прожил – это к вопросу о деле, которому человек служит. Я постаралась это отразить в портрете. В. Д. Борц (ред. 1927-1996) жила со мной по соседству. Я помню, приходила к ней домой, и она мне позировала. Я хотела её написать: судьба молодогвардейцев мало кого в то время оставляла равнодушным.
— Галерею Ваших героических образов дополняют портреты лётчиков. Как появилась эта серия?
— Моя мама всю жизнь проработала в ОКБ им. А. И. Микояна, она занималась проблемой боевой живучести самолетов. Естественно, я писала лётчиков этой фирмы: для меня они настоящие герои. Степан Анастасович Микоян, Герой Советского Союза, заслуженный лётчик-испытатель приходил ко мне на Мясницкую, 21 позировать. В юности я писала портрет заслуженного лётчика-испытателя СССР В. К. Коккинаки, с его внуком Костей Коккинаки мы в детстве отдыхали в пионерском лагере «Зенит», были в одном отряде. Тема авиации мне очень близка. Когда во время войны в Югославии в 1999 году наш МиГ-29 подбил Стелс – американский самолёт-невидимку, у нас дома был праздник!
Возвращаясь к разговору о нашем времени: все люди, о которых мы сейчас говорили, элитой себя не считали и не называли. Даже люди творческих профессий. Я написала портрет Глеба Матвейчука, актёра, певца, композитора. Когда услышала, как два раза подряд он спел каватину из оперы «Норма» Беллини, то была просто сражена его талантом. Это совершенно другое, новое поколение нашей творческой интеллигенции. Поэтому, глядя на тех, кто себя незаслуженно называет элитой, я понимаю: это уйдёт, как пена, и на первый план выйдут те, кто своими делами, своим талантом, своими героическими поступками действительно заслужили, чтобы их называли элитой нашего общества. Хочется, конечно, чтобы это произошло при их жизни.
«Зачем тебе это польское искусство?»
— Лейла, большинство Ваших научных работ посвящены двум польским художникам или художникам с польскими кровями. Это Генрих Семирадский и Ян Матейко. Чем можно объяснить этот научный интерес?
— Чтобы ответить на Ваш воп-рос, придётся вновь вспомнить студенческие годы. И. С. Глазунов постоянно на летнюю практику возил нас в Ленинград, организовывал экскурсионные программы. Мы выезжали в пригороды, посещали все музеи, занимались копированием в Эрмитаже. В Русском музее одна картина меня поразила – это была «Фрина на празднике Посейдона в Элевзине» Г. И. Семирадского (ред. 1843-1902). О его творчестве тогда практически ничего не было известно, хотя во второй половине XIX в. его имя гремело не только в России, но и в Европе и Америке, однако в советское время он был практически забыт. С 18 лет я начала о нём собирать всё, что мне удавалось найти, поэтому, когда я приезжала на практику в Ленинград, у меня были письма во все архивы, где я искала о нём материалы, в 2001 году защитила диссертацию. В ней я посвятила отдельную главу причинам, по которым, на мой взгляд, о Семирадском забыли. Он был сокурсником И. Е. Репина, который в студенческие годы находился под его колоссальным влиянием. Семирадский был блестяще образован, получал первые премии и был в Академии номером один. Судя по письмам, по тому материалу, который мне удалось собрать, у Репина была определённая художническая ревность, он всю жизнь вёл соревнование со своим бывшим соучеником. К тому же оба этих выдающихся художника были лидерами двух противоборствующих в то время течений – передвижничества и академизма.
Второй польский художник – Ян Матейко (ред. 1838-1893) – это художник, который воспитал себя сам, поэтому изучение его творчества очень важно для понимания формирования исторического живописца. Не говоря уже о том, что, прожив всего 55 лет, он очень много написал. Это был величайший труженик, учёный, польский гений. Я выступала на многих международных конференциях с докладами о его творчестве, поэтому, когда общество искусствоведов в Кракове праздновало своё 80-летие, мне было очень приятно, что мой доклад, посвящённый ему, был отобран и напечатан в юбилейном сборнике.
Когда я стала заниматься польским искусством, Илья Сергеевич недоумевал: «Зачем тебе это польское искусство? Лучше заниматься итальянским и ездить в Италию». Я сама много лет не могла себе объяснить, почему меня привлекло именно польское искусство. А потом у своих родственников я нашла фотографию своего прадедушки и прабабушки с младенцем (моим дедушкой). На обратной стороне фотографии было написано «Варшава» и адрес фотоателье. Я была на том месте, где оно когда-то находилось, это недалеко от дома, в котором родилась Мария Склодовская-Кюри.
— Как появился портрет Кшиштофа Пендерецкого?
— В Польше я выступала с докладами и лекциями, но мне хотелось проявиться и как художнику. Очень хотелось написать скульптора Марьяна Конечного (ред. 1930-2017), ректора Краковской академии искусств и почётного члена нашей Российской академии художеств, который учился вместе с И. С. Глазуновым и много рассказывал мне об их студенческих годах, они и умерли в один месяц и год. Польское искусство очень страстное, эмоциональное, что подтверждает памятник героям Варшавы этого выдающегося польского скульптора. Мне близки такие образы, как его варшавская Ника, и я написала портрет пана Марьяна.
Встретиться с Кшиштофом Пендерецким (ред. 1933-2020) мне помогла наш атташе по культуре в Польше Анастасия Шубина. Я люблю музыку, но композиторов до этого не писала. Хотелось посмотреть, какой он в жизни – всемирно признанный композитор, при жизни уже ставший классиком. Пендерецкий меня принял у себя дома, во время позирования он работал над очередным музыкальным произведением, о чём-то думал, правил партитуру. За этим процессом я его и написала.
О современном искусстве
— Лейла, в название одной из Ваших научных статей вынесена примечательная цитата «…искусство за последнее время значительно пало…». О профессионализме и дилетантизме в искусстве. Семирадский и Дягилев». Можем ли мы эти слова о «падении искусства» отнести к искусству наших дней?
— Конечно. Почему для меня важна академическая школа? И почему так важен для меня Семирадский? Его эпоха, эпоха академизма – это время, когда существовали чёткие критерии оценки творчества художника. Сейчас критерии размыты, а в качестве оправдания разного рода художественных поисков приводится фраза «пусть цветут все цветы». Но ведь цветы бывают разные: существуют ядовитые цветы, цветы, которые едят насекомых. Когда я преподавала в Академии и была проректором по научной работе, я всегда говорила студентам-искусствоведам: можно быть плохим художником – от этого вред только тебе самому, но быть безграмотным искусствоведом – преступно, потому что искусствовед формирует художественный вкус людей. Он обязан формировать критерии искусства, тесно взаимодействовать с творцами, как это делали в своё время В. В. Стасов, В. П. Буренин, А. Н. Бенуа.
Поскольку критерии оценки искусства сегодня отсутствуют и нет представления о том, каким искусство должно быть, то как можно формировать вкус зрителя, который становится «всеядным»? А фраза, которую Вы процитировали, принадлежит как раз Г. Семирадскому, одному из самых ярких представителей академической школы.
Тебе посвящается…
— Ваша выставка в Академии художеств не имеет названия. Но оно должно быть, как мне кажется. Ваше предложение?
— Этот же вопрос о названии мне задала главный специалист Управления музейной и выставочной деятельности РАХ, искусствовед Н. Г. Шепелева, которая занималась экспозицией, за что я ей бесконечно благодарна. У меня все выставки с посвящением. Первую, прошедшую в залах Академии в 2016 году, в преддверии 8 марта, я посвятила своему другу Сажи Умалатовой. Её портрет я написала 31 год назад, она поразила и поражает меня своей непоколебимой гражданской позицией и политической прозорливостью.
— На афише нынешней выставки – портрет, который некоторым может показаться неожиданным. Это Апти Алаутдинов, командир добровольческого формирования «Ахмат».
— В феврале 2022 г. я серьёзно заболела и около года могла только лежать и слушать радио. Я постоянно слушала передачи, в которых он принимал участие, говорил о событиях на передовой, меня поразила его прекрасная речь, в которой, несмотря ни на что, не было ни боли, ни горечи, ни страданий, а была только уверенность в нашей победе и огромный заряд позитива… Сама мысль о том, что люди в одно время со мной претерпевают ещё большие испытания, муки, боль, давала мне силы для борьбы с болезнью. Получилось так, что Апти Аронович вселил в меня силы и терпение. В его портрете, который представлен на этой выставке, я постаралась выразить всю мою глубочайшую благодарность этому человеку, который помог мне выстоять. У меня сразу родилась идея написать его портрет, я начала работать над ним в августе 2023 года, как только вернулась после лечения в Москву. Потом оказалось, что мы с ним родились в один день – 5 октября, только у него в 2023 году был юбилей, а мне исполнилось 60 лет. Так что эта выставка, организованная Российской Академией художеств, приурочена к моей круглой дате. Я посвятила эту выставку ему и тем людям, которые борются и гибнут за то, чтобы жизнь наша стала лучше.
В заключении — о главном
— Лейла, Ваше жизненное кредо?
— Служить своей стране. Приносить пользу. Быть хорошим человеком, что очень трудно. Моя бабушка всегда говорила – живи и помогай жить другим. Этого принципа придерживалась и моя мама. Стараюсь придерживаться и я.
— Человек, который оказал на Вас наибольшее влияние?
— Моя мама и бабушка. Они прожили непростую жизнь и оставались необыкновенно добрыми людьми. Моя мама, одна, будучи с двумя малолетними детьми на руках, отказывала себе буквально во всём, чтобы я получила художественное образование. Поэтому всё, что я делаю, я делаю с мыслями о моей маме.
— Ваше напутствие молодым художникам?
— Я всегда своим студентам говорила – трудитесь! Совершенствуйтесь! Работайте так, чтобы потом не было сожаления о бесцельно прожитом времени, потерянных годах жизни. Оставайтесь хорошими людьми. Самое главное для художника – быть гражданином. Это, к сожалению, забывает наша творческая интеллигенция, а это должно оставаться всегда на первом месте, потому что, когда это на первом месте, всё срастается и получается так, как надо.
У меня был очень хороший ученик Александр Левченков. Он решил в качестве выпускной дипломной работы написать портрет Валентина Гафта. Я его отговорила. Он закончил Федоскинское училище лаковой миниатюрной живописи, и я предложила ему написать тех людей, которые посвятили этому ремеслу свою жизнь. Он написал портрет И. Ф. Ветрова (ред. 1919-2003). Это художник, педагог, который во время Великой Отечественной войны спас ценные экспонаты – образцы лаковой миниатюры. Александр написал его в центре и рядом двух его учеников, которые продолжили его дело.
Если Вы спросите, испытывала ли я когда-нибудь триумф? Отвечу – да, это было на защите дипломной работы Александра. Пришло всё Федоскино, и нас с ним забросали цветами. Надо знать, кому служить и кого воспевать! Это бы я сказала всем молодым художникам.
— Благодарю Вас.
